I
И все таки пора вставать, не смотря на то, что теплые простыни заговорщицки манят остаться в их нежных объятиях и своим мягким шуршанием будто шепчут: "Побудь еще с нами, не торопись, понежься, поленись... День еще так долог, все успеется..." Несмотря на соблазнительные уговоры их и томящегося тела, встать все же пришлось. Подойдя к окну, я раздвигаю шторы, наполнив комнату солнечным светом и, протирая глаза, смахивая с них остатки сна одной рукой, второй почесывая где-то в промежности, пробираюсь на кухню. Там, выполняемые, как ритуал, каждое утро движения тело как-будто делает само, под наблюдением никогда недремлющего ока подсознания, в тот момент когда сознание еще приходит в себя,- руки, как ведомые невидимыми нитями, сами тянутся к кнопке чайника, к полке с посудой, белоснежной чашке, банке с кофе, сахарнице, ложке, коробке со сливками... "Словно робот... Вылитая степфодская жена..." А вот и сознание. Проснулось... Доброе утро! Ненавижу его скрипучий, не проснувшийся еще толком голос и утренние полу-бредовые темы, которые оно затрагивает. Но диалог приходится поддерживать, иначе мой внутренний собеседник снова уснет, что не предвещает мне ничего хорошего. "Я не степфордская жена." "Но очень похоже..." "Я скорее..." "Даже не думай,"- перебивает меня внутренний голос, - "гей не может быть феминисткой." Вот и прекрасно, утренняя зарядка для мозгов закончена. Оба разошлись по своим делам... Наливаю кофе, выкладываю на блюдце остатки вечернего пирога и... В поле моего зрения попадает розовый стикер, лежащий на обеденном столе. "Если ты сегодня будешь пить свой утренний кофе не там, где ты это обычно любишь делать, то рискуешь кое-что пропустить. Доброе утро, любимый! P.S. И все-же, не заляпай ковер :)" Вот тебе и раз.
"Вот тебе и два" ждало меня в гостиной, куда я мигом добрался под ехидное хихиканье внутреннего голоса, который бросил все свои внутренние дела, заинтригованный столь неожиданным поворотом утреннего сценария: "А теперь ты Алиса в стране чудес." Там, на стеклянном журнальном столе, в вазе из фарфора стоял огромный букет розовых и белых альстромерий. Мои губы растянулись в дурацкой улыбке. Откуда он знает? "Ты очень быстро меняешь роли. Алиса не может одновременно быть собой и чеширским котом,"- прошептало мне сознание, вернув меня с высот очарования и блаженства на землю. Рядом с вазой лежала небольшая коробочка обернутая в подарочную упаковку. "Если ты сейчас что-нибудь скажешь про пирожок, который лежит внутри и который надо съесть..."- начал я свое обращение к внутреннему собеседнику... "Нет, в коробках такого формата обычно приносят пиццу,"- задумчиво перебил он меня. Пока я освобождал коробку из под обертки и открывал ее, сознание внутри меня кричало чудовищным голосом:"Только не ешь! Только не ешь это!!!" Но ее содержимое, увиденное мной, заставило нас в один голос произнести:"Ой, бля...", и присесть на рядом стоящее кресло. На дне коробки лежал кожаный, с металлическими кепками и шипами, ошейник. Всем своим брутальным видом он говорил о грубости, власти и подчинении, о силе, которую от должен усмирить и приручить, подчинив силе извне, чужой. Появление его в моем утреннем эдеме произвело эффект грома среди ясного неба; небо накренилось, заскрипело, поползло к горизонту, послышалось карканье ворон во время пения ангелов. Сознание медленно, но целеустремленно тянулось к красной кнопке оповещающей об опасности... Под ошейником лежал конверт, на котором было написано: "А ты помнишь какой день сегодня?" Возвращающееся в свое обычное состояние сознание робко произнесло: "8 марта," - и добавило: "но там не ожерелье..." "Но я и не жена,"- добавил я. Записка внутри конверта гласила следующее:"С годовщиной, дорогой!"
( окончание следует)
настроение: нормальноеИ все таки пора вставать, не смотря на то, что теплые простыни заговорщицки манят остаться в их нежных объятиях и своим мягким шуршанием будто шепчут: "Побудь еще с нами, не торопись, понежься, поленись... День еще так долог, все успеется..." Несмотря на соблазнительные уговоры их и томящегося тела, встать все же пришлось. Подойдя к окну, я раздвигаю шторы, наполнив комнату солнечным светом и, протирая глаза, смахивая с них остатки сна одной рукой, второй почесывая где-то в промежности, пробираюсь на кухню. Там, выполняемые, как ритуал, каждое утро движения тело как-будто делает само, под наблюдением никогда недремлющего ока подсознания, в тот момент когда сознание еще приходит в себя,- руки, как ведомые невидимыми нитями, сами тянутся к кнопке чайника, к полке с посудой, белоснежной чашке, банке с кофе, сахарнице, ложке, коробке со сливками... "Словно робот... Вылитая степфодская жена..." А вот и сознание. Проснулось... Доброе утро! Ненавижу его скрипучий, не проснувшийся еще толком голос и утренние полу-бредовые темы, которые оно затрагивает. Но диалог приходится поддерживать, иначе мой внутренний собеседник снова уснет, что не предвещает мне ничего хорошего. "Я не степфордская жена." "Но очень похоже..." "Я скорее..." "Даже не думай,"- перебивает меня внутренний голос, - "гей не может быть феминисткой." Вот и прекрасно, утренняя зарядка для мозгов закончена. Оба разошлись по своим делам... Наливаю кофе, выкладываю на блюдце остатки вечернего пирога и... В поле моего зрения попадает розовый стикер, лежащий на обеденном столе. "Если ты сегодня будешь пить свой утренний кофе не там, где ты это обычно любишь делать, то рискуешь кое-что пропустить. Доброе утро, любимый! P.S. И все-же, не заляпай ковер :)" Вот тебе и раз.
"Вот тебе и два" ждало меня в гостиной, куда я мигом добрался под ехидное хихиканье внутреннего голоса, который бросил все свои внутренние дела, заинтригованный столь неожиданным поворотом утреннего сценария: "А теперь ты Алиса в стране чудес." Там, на стеклянном журнальном столе, в вазе из фарфора стоял огромный букет розовых и белых альстромерий. Мои губы растянулись в дурацкой улыбке. Откуда он знает? "Ты очень быстро меняешь роли. Алиса не может одновременно быть собой и чеширским котом,"- прошептало мне сознание, вернув меня с высот очарования и блаженства на землю. Рядом с вазой лежала небольшая коробочка обернутая в подарочную упаковку. "Если ты сейчас что-нибудь скажешь про пирожок, который лежит внутри и который надо съесть..."- начал я свое обращение к внутреннему собеседнику... "Нет, в коробках такого формата обычно приносят пиццу,"- задумчиво перебил он меня. Пока я освобождал коробку из под обертки и открывал ее, сознание внутри меня кричало чудовищным голосом:"Только не ешь! Только не ешь это!!!" Но ее содержимое, увиденное мной, заставило нас в один голос произнести:"Ой, бля...", и присесть на рядом стоящее кресло. На дне коробки лежал кожаный, с металлическими кепками и шипами, ошейник. Всем своим брутальным видом он говорил о грубости, власти и подчинении, о силе, которую от должен усмирить и приручить, подчинив силе извне, чужой. Появление его в моем утреннем эдеме произвело эффект грома среди ясного неба; небо накренилось, заскрипело, поползло к горизонту, послышалось карканье ворон во время пения ангелов. Сознание медленно, но целеустремленно тянулось к красной кнопке оповещающей об опасности... Под ошейником лежал конверт, на котором было написано: "А ты помнишь какой день сегодня?" Возвращающееся в свое обычное состояние сознание робко произнесло: "8 марта," - и добавило: "но там не ожерелье..." "Но я и не жена,"- добавил я. Записка внутри конверта гласила следующее:"С годовщиной, дорогой!"
( окончание следует)
хочется: естественно
слушаю: ничто
Комментариев нет:
Отправить комментарий